В течение почти всего ХХ в. в рамках парадигмы, заданной Вестфальской системой международных отношений (начиная еще с середины XVII в.), понимание суверенитета отождествлялось с полной свободой деятельности государства, не требующей «внешнего» согласия на какое-либо ограничение своих «внутренних» компетенций. Суверенитет государства обычно определялся как независимость государственной власти, базирующаяся на отделении ее «внутренней» компетенций от прямого влияния внешних факторов, продуцируемых прочими государствами и их объединениями, ограниченной только общим международным контекстом. В сфере внутренних дел суверенитет означает полную самостоятельность и полномочия в урегулировании всех конфликтных отношений внутри государства исключительно собственными силами и средствами [См.: 1, c. 440–441; 2, c. 446–470; 3, с. 214–215; 4, c. 1494; 5, c. 15]. Однако современная ситуация, складывающаяся в контексте становления так называемой «пост-Вестфальской» системы международных отношений, порождает два принципиальных тесно взаимосвязанных вопроса: 1) являются ли современные государства – будучи до сих пор основными единицами организации мира – основными акторами международных конфликтов? 2) какое влияние оказывает трансформация общего потенциала конфликтности в контексте глобализации?

Польский профессор А. Гавганек отмечает, что с XVI по XIX вв. можно было наблюдать рост интеграции международной системы: европейские страны могли создавать большие империи, потому что 1) имели все более мощные военные и административные технологии; 2) как правители, так подчиненные принимали контекстные условия легитимации; 3) международное стремление к равновесию сил и экономическая борьба порождали конкурентную экспансию.

Вестфальская система на конечном этапе своего развития (вторая половина ХХ в.) преобразовалась в биполярную. Это стало закономерным этапом в итоге «системной элиминации» – прежде всего ослабления ключевых сверхдержав имперского типа (австрийской и оттоманской империй в период I мировой войны; британской, французской, немецкой, японской и других после II мировой войны) [6, с. 2000, 7].

Международные отношения второй половины ХХ в. формировались под влиянием ядерных технологий. Обострение современного национализма в роли доминирующего принципа социополитического развития политических единиц делигитимировал систему. Последней рухнула советская империя с наиболее развитым, альтернативным по отношению к национализму, принципом легитимации.

После окончания «холодной войны» национальное самосознание становится главным фактором легитимации единиц политической системы, формирующей международную систему. Системные противоречия этнонациональной и государственнической (этатистской) парадигм социополитического развития стали основной причиной усиления конфликтогенного потенциала в общемировом масштабе (что вылилось в многочисленные конфликты и силовые противостояния – начиная с Балкан и Кавказа и заканчивая Африкой).

Отталкиваясь от наработок американского профессора С.Й. Кауфмана, можно отметить два следствия этих процессов.

С одной стороны, государства, легитимированные таким образом, имеют общий интерес в развитии принципа взаимного признания суверенитета. Этот принцип минимизирует общий конфликтогенный потенциал межгосударственных отношений и в силу этого находит широкое применение в общем международном праве, воплощаясь в международные политико-правовые нормы и международно-политические практики, противодействуя порождаемым процессами глобализации и транснационализации последствиям дисбаланса сил.

С другой стороны, в глобальной системе, состоящей из более чем двух сотен суверенных государств, влияние сверхдержав уменьшается – даже в условиях недолгой однополярности «глобальная гегемония» была не более чем относительной, чья значимость нивелировалась на региональном и смежных уровнях. В силу этого современная система на глобальном уровне становится достаточно стабильной (уровень глобальной конфликтности существенно уменьшился в сравнении с периодом «холодной войны»). На региональном и смежных уровнях она преобразуется скорее в сосредоточение соответствующих подсистем, которые становятся все более независимыми от глобальных [7]. В силу этого глобальные факторы сдерживания конфликтности становятся все менее действенными.

Государства, бывшие в течение веков единственными участниками международных отношений, пока что остаются основными единицами структурной организации мира. В дальнейшей перспективе их роль в международных отношениях остается доминирующей [8, с. 162; 9, с. 71; 10; 11, с. 166; 12, с. 37; 13, с. 40; 14, с. 88; 15, с. 88], хотя, несомненно, видны симптомы их ослабления.

По мнению профессора Ю. Кукулки, преобладание государств в международных отношениях – следствие четырех причин: 1) государства являются наиболее организованными общественными группами, охватывающими и контролирующими народы и классы, и одновременно являются элементарными единицами международной среды; 2) государственная принадлежность имеет обязательный характер по отношению к индивидуумам и общественным группам; 3) государства – наиболее значимые и динамичные международные участники; 4) межгосударственные отношения являются основой международных отношений [10, с. 93–95; 15, с. 88].

В настоящее время более четкими становятся процессы ослабления традиционной роли государств в международных отношениях. Причины этого явления лежат в трех основных плоскостях: субъектной, предметной и пространственной.

В субъектной – государства до сих пор являются наиболее значащей, хотя и меньшей группой международных участников. Две сотни стран (из них множество – малых и слабых) по сравнению с несколькими десятками тысяч международных корпораций, обороты и прибыли которых превышают бюджеты и доходы многих государств, – количество малозначительное. Еще большие диспропорции проявляются в сравнении с трудно определяемым числом неправительственных организаций, количество которых колеблется до нескольких миллионов этого типа организаций в целом мире. В силу этого государство как основной участник мировых конфликтов – как минимум на локальном уровне – постепенно, но неуклонно уступает перед натиском негосударственных акторов – начиная с «частных армий» и негосударственных вооруженных формирований (от повстанцев до организованных бандргуппировок) и заканчивая негосударственными гуманитарными структурами («Врачи без границ» и т.п.).

Отношения между государствами и неправительственными акторами приобретают все новые формы (в рамках общих сценариев сотрудничества, нейтралитета, конфликта) и развиваются на все новых уровнях (от локального до глобального) [16, с. 199–210; 15, с. 88–89].

Общей чертой деятельности неправительственных участников является постоянное стремление к расширению своей автономии по отношению к государствам. В измерении предметном видна тенденция ограничения или же выхода государств из многих сфер, остававшихся до сих пор приоритетами его активности, таких как экономическая, валютная, общественная политика. Во многих случаях проявляется не только минимизация функций государства по урегулированию конфликтов – с контрольной на регулятивную, но также отказ или передача полномочий в этой области другим участникам (как внутренним, так и международным).

Кроме этого, государство теряет общую монополию на применение силы – основного инструмента решения конфликтов – в том числе на своей территории, а не только вне ее [17; 15, с. 89].

Многие ключевые причины системных трансформаций лежат также в пространственной плоскости функционирования государства в международных отношениях. К числу традиционных концепций пространства в виде материков, морей и океанов с начала ХХ в. добавилось воздушное пространство, а со второй его половины – и космическое. Над измеряемым таким образом пространством государство всегда старалось сохранить максимум контроля, используя соответствующие инструменты предотвращения и урегулирования конфликтов. В настоящее время, когда к числу вышеуказанных пространств можем добавить еще и измерение киберпространства, возможности контроля целостного многомерного пространства становятся все более ограниченными, а применение государственных инструментов – все менее эффективным [15, с. 89–90].

Государство, будучи специфической формой организации общественной жизни, старается приспособиться к изменениям, имеющим место внутри страны, а также на международной арене. Это ведет к ряду последствий, одним из которых является эволюция актуальной модели территориального государства, базирующейся на «классической» модели, заложенной еще Вестфальским миром 1648 г., в направлении новой формы. Результатом этого уже стали принципиальные изменения во многих сферах его деятельности. Следует также принять во внимание, что эволюция роли и модели государства означает важный перелом в функционировании международных отношений. Это конец определенный эпохи – всей вестфальской парадигмы, неизменной по сути (хотя и трансформирующейся внешне) с середины XVII в., когда существование суверенных государств было основным условием ее создания и функционирования. С другой стороны, это начало нового порядка, формы которого мы пока что не в состоянии предвидеть и описать [15, с. 90; см. также: 18; 19; 20; 21].

Польский профессор В. Малендовский утверждает, что суверенитет не должен рассматриваться как препятствие в реализации заданий, вытекающих из взаимозависимости, обусловленной процессами глобализации. Глобализация не перечеркивает суверенитета и не ведет к его ликвидации. Члены международного сообщества, сохраняя независимость, а также способность к самоограничению, сохраняют и международно-правовую субъектность, выражающуюся в международных правах и обязанностях, а также в способности к самостоятельному выбору действий с правовыми последствиями [5, с. 33]. Кроме этого, равные права и добровольное принятие обязанностей ограничивают суверенитет, но его не нарушают, даже если это связано с уменьшением свободы в принятии решений – во имя минимизации конфликтности. Добровольное принятие на себя обязанностей по ограничению или сдерживанию латентного конфликтогенного потенциала вытекает из принципов взаимности и общей выгоды. Государства отказываются от определенных свобод в принятии решений, получая взамен определенные полномочия. Отсюда следует, что суверенитет и взаимозависимость являются дополняемыми качествами государства, а не противоположными. Это в свою очередь означает возможность формирования нового качества суверенитета под влиянием глобализации [5, с. 33].

Генеральный Секретарь ООН Кофи Аннан во время Сессии Объединенных Наций 27 марта 2000 года отметил: «Что мы понимаем под „управлением“ применительно к сфере международных отношений?.. В воображении некоторых людей этот термин по прежнему вызывает образы мирового правительства, огромных и неповоротливых централизованных бюрократических структур, попирающих права человека и государств. Нет ничего более нежелательного. Слабые государства представляют собой одно из главных препятствий, мешающих осуществлению сегодня эффективного управления как на национальном, так и на международном уровнях. Ради блага их собственных народов и во имя достижения наших общих целей мы должны содействовать укреплению способности этих государств к управлению, а не подрывать их еще более. Кроме того, само понятие централизованной иерархической структуры в нашем меняющемся, исключительно динамичном и тесно взаимосвязанном мире по сути своей является анахронизмом, пережитком умонастроений XIX века.

При этом государства должны более глубоко осознать их двоякую роль в нашем глобальном мире. Помимо той ответственности, которую каждое государство самостоятельно несет перед своим обществом, на государствах лежит коллективная ответственность за нашу общую жизнь на этой планете… Несмотря на институциональное смятение, которое нередко сопряжено с глобализацией, не существует никакого другого образования, которое конкурировало бы с государством или могло бы заменить его. Успешное управление процессом глобализации, таким образом, требует – прежде всего, – чтобы государства действовали в соответствии с их двоякой ролью» [22].

Следовательно, эффективное управление процессом глобализации требует – во-первых и прежде всего – того, чтобы государства поступали согласно с их дуалистической ролью. Это, в свою очередь, означает, что международные инструменты управления должны в большой степени отражать реальность. Наилучшим примером может быть Совет Безопасности ООН. Основанный на договоренностях и союзах 1945 года состав Совета Безопасности не отвечает сегодня ни требованиям, ни характеру современного мира. То же самое касается некоторых важных экономических организаций. Все государства мира ощущают на себе конфликтогенный потенциал глобализации – и все должны иметь большее влияние на этот процесс.

Примечания

1. Scruton R. A Dictionary of Political Thought. L. 1983.
2. Lexikon der internationalen Politik / Hrsg. von U. Albrecht, H. Volger. M?nchen–Wien, 1997.
3. Словарь международного права / Под ред. B. M. Клименко. М., 1982.
4. Larousse. Encyklopedia powszechna. Т. II (M–?). Warszawa, 2003.
5. Malendowski W. Wp?yw proces?w globalizacji na suwerenno?? pa?stwa // Wp?yw globalizacji na procesy rozwojowe wsp??czesnego ?wiata. Istota – uwarunkowania – tendencje / Pod red. W. Malendowskiego, Pozna?, 2004.
6. Kaufman S. J. The Fragmentation and Consolidation of International Systems // “International Organization”. Spring 1997. Vol. 52. № 2.
7. Ga?ganek A. Suwerenna r?wno?? pa?stw. Metafora zaw?aszczenia // Przegl?d Politologiczny. 2008. № 1.
8. Sa?ajczyk S. P. Zmierzch Lewiatana? Sp?r o pozycj? pa?stwa we wsp??czesnych stosunkach mi?dzynarodowych // Pa?stwo we wsp??czesnych stosunkach mi?dzynarodowych / Pod red. E. Hali?aka, I. Popiuk-Rysi?sk?. Warszawa, 1995.
9. Pietra? Z. J. Podstawy teorii stosunk?w mi?dzynarodowych. Lublin, 1986.
10. Kuku?ka J. Mi?dzynarodowe stosunki polityczne. Warszawa, 1982.
11. ?o?-Nowak T. Stosunki mi?dzynarodowe. Teorie – systemy – uczestnicy. Wroc?aw, 2000.
12. Cziomer E. Pa?stwa // Cziomer E., Zyblikiewicz L. W. Zarys wsp??czesnych stosunk?w mi?dzynarodowych. Warszawa–Krak?w, 2000.
13. Czach?r Z. Uczestnicy stosunk?w mi?dzynarodowych // Stosunki mi?dzynarodowe / Pod red. W. Malendowskiego, Cz. Mojsiewicza, Wroc?aw, 2004.
14. Popiuk-Rysi?ska I. Uczestnicy stosunk?w mi?dzynarodowych, ich interesy i oddzia?ywanie // Stosunki mi?dzynarodowe. Geneza, struktura, dynamika / Pod red. E. Hali?aka i R. Ku?niara. Warszawa, 2000.
15. Mi?dzynarodowe stosunki polityczne / Pod red.: M. Pietrasia. Lublin, 2006.
16. Duma?a A. Uczestnicy transnarodowi – podmioty niezale?ne czy kontrolowane przez pa?stwa // Pa?stwo we wsp??czesnych stosunkach mi?dzynarodowych / Pod red. E. Hali?aka, I. Popiuk-Rysi?sk?. Warszawa, 1995.
17. Anio? W. Pa?stwo postsuwerenne? // Sprawy Mi?dzynarodowe. 2002. № 4.
18. ?o?-Nowak T. Jakie pa?stwo w ponowoczesnym ?wiecie? // Przegl?d Politologiczny. 2006. № 3.
19. Gwiazda A. Poszukiwanie to?samo?ci w ponowoczesnym ?wiecie // Przegl?d Politologiczny. 2008. № 2.
20. Fukuyama F. Budowanie pa?stwa. W?adza i ?ad mi?dzynarodowy w XXI wieku. Pozna?, 2005.
21. Zacher L.W. Globalne wizje polityczno-strategiczne (na przyk?adzie opracowa? CIA) // Przysz?o?? i polityka. Nadzieje i strachy zbiorowe prze?omu tysi?cleci / Pod red. E. Ponczeka, A. Sepkowskiego. Toru?, 2008.
22. We the Peoples: the Role of United Nations in the 21st Century (My, ludy: rola Narod?w Zjednoczonych w XXI wieku). Raport Sekretarza Generalnego – Narody Zjednoczone. Zgromadzenie Og?lne 27 marca 2000 roku. Pi??dziesi?ta czwarta sesja. Punkt porz?dku obrad 49(b). Zgromadzenie Milenijne Narod?w Zjednoczonych (Мы, народы: роль Организации Объединенных Наций в XXI веке. Доклад Генерального секретаря – Организация Объединенных Наций. A/54/2000. Генеральная Ассамблея 27 марта 2000 года. Пятьдесят четвертая сессия. Пункт 49(b) повестки дня. Ассамблея тысячелетия Организации Объединенных Наций). URL: http://www.unic.un.org.pl/dokumenty/Raport_Milenijny.doc (Вариант документа на русском языке – URL: http://www.un.org/russian/conferen/millennium/2000.htm; http://www.un.org/russian/conferen/millennium/2000.doc – Прим. ред.)

http://image-of-russia.livejournal.com/85682.html