Рассматривая разновидности политического решения вопросов актуального или возможного «сепаратизма» и смежных с ними, во много сходных проблем (в частности, «воссоединения» или «собирания земель», а также политического оформления цивилизационного размежевания), следует учитывать наличие трёх основных сторон (точнее даже — плоскостей) проявления подобных проблем:

 

 

1) фактический цивилизационный статус территории и проживающего на ней населения;

2) международно-правовые аспекты легитимности существующей в пределах данной территории власти, наличие (и формы) признания этой власти другими государствами и международным сообществом в целом;

3) способы урегулирования «конфликта легитимностей» и общий вектор развития ситуации.

ФАКТИЧЕСКИЙ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ СТАТУС РАССМАТРИВАЕМОЙ ТЕРРИТОРИИ И ПРОЖИВАЮЩЕГО НА НЕЙ НАСЕЛЕНИЯ

Этот аспект проблемы требует ответов на ряд принципиально важных вопросов, среди которых и нижеследующие. Каково реальное нынешнее и прогнозируемое будущее соотношение сил на данной территории между представителями тех или иных цивилизаций и культурно-политических сообществ? Какова фактическая принадлежность территории, кто реально осуществляет над ней верховный контроль (не обязательно экономический)? Каково фактическое гражданство большинства населения? Показательными в этом отношении являются несколько примеров из современной практики Китайского мира.

Так, в настоящее время совершенно ясно, что будущее Гонконга — бывшей британской колонии, как и Макао — бывшей португальской территории (ныне — «Особых административных регионов» Китайской Народной Республики) однозначно связано с КНР. Китай, несмотря на уступки «прошлому» — бывшим колониальным метрополиям этих регионов и связанным с ними слоями населения, позитивно для себя решил главный стратегический цивилизационный и державнический вопрос.

Аналогично, коренным является вопрос, к какому миру теперь относится и/или будет относиться в ближайшее время и в более отдалённой перспективе Тайвань:

 

1) либо к Китайскому миру: а) в виде его автономной части, по типу Гонконга или Макао, б) либо с нынешним в принципе суверенным статусом (но без официального признания его КНР и большинством стран мира), однако не таким, как у Сингапура, который тоже является специфической частью Китайского мира (так как абсолютное большинство населения этого независимого города-государства — китайцы), однако при этом его суверенитет никем не ставится под сомнение;

2) либо же Тайвань будет иметь статус, во многом близкий к статусу «части Китайского мира», хотя при целенаправленно внедряемой в общественное сознание и в политико-правовые институты ориентации на постепенный выход из Китайского мира и образование своего собственного, хотя и во многом близкого китайскому, но отличного от него (это — политическая линия ныне оппозиционной на Тайване, а в 2000-2008 гг. — правящей Прогрессивной демократической партии, стоящей на позициях «тайваньского культурного и политического национализма»).

И, несомненно, что наихудшим вариантом «окончательного решения» соответствующих взаимосвязанных общих геополитических, цивилизационных, культурно-политических, экономических, экологических, демографических и иных вопросов было бы появление на «воссоединившемся с КНР» Тайване безжизненной (скорее всего радиоактивной) пустыни — на месте битв двух китайских государств с применением новейших смертоносных технологий ведения тотальной войны.

СТАТУС РАССМАТРИВАЕМОЙ ТЕРРИТОРИИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЕЁ ПРИЗНАНИЯ ИЛИ НЕПРИЗНАНИЯ ДРУГИМИ ГОСУДАРСТВАМИ И МЕЖДУНАРОДНЫМ СООБЩЕСТВОМ В ЦЕЛОМ

Важнейшие различия в характере и степени признания международным сообществом государственности, провозгласившей и/или отстаивающей свою независимость, но являющейся объектом серьёзных международных споров относительно самого факта её независимости, могут быть представлены в виде такого перечня основных вариантов соответствующих ситуаций (с предложением определённой их «градации»):

 

1. Не признанная никем вообще и никем извне не защищаемая государственность, в целом более-менее способная к относительно самостоятельному существованию (примеры: ряд нынешних самопровозглашённых «региональных» государств, возникших на руинах Сомали, — Сомалиленд, Пунтленд, Галмудуг и др.).

2. Никем официально не признанная государственность, но имеющая своего внешнего «защитника» и «донора» и поддерживающая полуофициальные отношения с рядом государств (в частности, в том, что касается участия в различных переговорах и признания юридической силы определённых официальных документов, выдаваемых органами данного непризнанного государства). Таковыми, например, были до грузино-российского вооруженного конфликта в августе 2008 г. Абхазия, Южная Осетия и Приднестровье.

3. Статус, аналогичный приведенному в предыдущем пункте, но при наличии одного или нескольких не очень влиятельных государств, признающих независимость данного «непризнанного» государства. (Официально признаваемая Абхазией и Южной Осетией ПМР после изменения статуса этих двух республик в результате вооруженного конфликта 2008 г. и признания их независимости Российской Федерацией).

4. Государственность, независимость которой официально признана достаточно влиятельным (по крайней мере, в данном регионе мира) государством, способным обеспечивать сохранение такого статус-кво. Так, Турецкая Республика Северного Кипра существует под эгидой Турции — единственной страны, признавшей суверенитет этой государственности, а Нагорно-Карабахская Республика официально признана только Арменией и получает от неё всестороннюю поддержку. С формальной точки зрения подобный статус имели (но при прямо противоположных целевых установках инициаторов «суверенизации» ряда регионов) и «бантустаны», целенаправленно «выдавливавшиеся» из состава Южноафриканской Республики (в бытность её расистским государством с режимом апартеида — до завершения в 1990-1994 гг. процесса демонтажа системы расовой дискриминации) и из оккупированной ею — ЮАР — (до 1990 г.) Юго-Западной Африки (ныне Намибии). «Независимость», предоставленная в 1973-1976 гг. трём (из десяти) «бантустанов» («хоумлендов») на территории нынешней Намибии (Каванголенд, Овамболенд и Лози) и в 1976-1981 гг. четырём (из также десяти) «бантустанов» («хоумлендов») в самой ЮАР (Бопутатсвана, Венда, Транскей и Сискей), — «независимость», которая никем, кроме ЮАР, не была признана, означала лишь то, что ЮАР вынуждена была продолжать поддерживать (в том числе и субсидировать) правившие там полностью зависимые от неё (хотя иногда и проявлявшие свою «строптивость») режимы. Четыре из этих регионов в 1994 г. вновь официально вошли в состав ЮАР в процессе упразднения в ней режима апартеида, а намибийские «бантустаны» ещё раньше (в 1989 г.) — в состав Намибии, в ходе подготовки её к получению независимости (независимости не «кукольной», а настоящей), обретённой в 1990 г.

5. Статус, аналогичный указанному в предыдущем пункте, но при наличии также и других государств, признавших независимость данного «непризнанного» государства. Примеры: Абхазия и Южная Осетия, независимый статус которых гарантирован Россией, но также признан и двумя надёжными партнёрами России — Никарагуа и Венесуэлой и одним чисто конъюнктурным партнёром (исключительно в рамках данного случая) — Науру.

6. Государственность, независимость которой гарантирована группой влиятельнейших государств (в показательном случае Косово — НАТО и ЕС) и официально признана значительным числом государств, представляющих собой несколько важнейших компонентов (точнее — блоков) расколотого по цивилизационным признакам мира, который применительно к косовскому прецеденту оказался также разделённым и по некоторым конкретно-прагматическим и историческим основаниям (особая чувствительность к феномену сепаратизма и/или наличие тесных исторических связей с бывшей Югославией). Итак, имеется, с одной стороны, признание независимости большинством стран Запада и их традиционными «младшими партнёрами», а также многими мусульманскими государствами, а с другой стороны — отказ не только исторических союзников Сербии (Югославии), но и стран, опасающихся развития сепаратизма и ирредентизма на своей собственной территории, признавать «самопровозглашённую сепаратистами» независимость.

7. Особый, или скорее «комплексный», случай существования якобы «непризнанной» Китайской Республики на Тайване. Этот «комплексный» («смешанный») тип «непризнанности» или «ограниченной признанности» включает в себя, во-первых, признак вышеуказанного «варианта 6» — официальное признание значительным числом государств (более 20) и поддержание с ними официальных отношений, а во-вторых, два основных признака вышеуказанных «вариантов 2 и 3»: а) наличие мощного внешнего «защитника», каковым для Тайваня традиционно являются США, которые, хотя в 1979 г. и отказались (в целях развития отношений с КНР) от официального признания Китайской Республики на Тайване, но остались надёжным гарантом военной безопасности Тайваня и его приоритетным торгово-экономическим партнёром, и для законодательного закрепления данного важного направления своей внешней политики приняли специальный закон — «Акт о взаимоотношениях с Тайванем» (а в «донорах» Тайвань в настоящее время не нуждается и, более того, сам активно оказывает значительную донорскую помощь многим развивающимся странам); и б) поддержание активных полуофициальных отношений со многими государствами мира, в том числе с США, Великобританией, Францией, Россией и др.

В условиях современного многополярного мира для «непризнанных» (или признанных далеко не всеми) государств наиболее важным является не само «признание» как таковое, а надёжность гарантирования экономической и общественно-политической стабильности на их территории и вокруг неё и по, крайней мере, недопущение неприемлемого для них изменения их нынешнего статуса. (Ведь, например, и Ирак, и Афганистан — «признанные независимые государства», но вряд ли кто-либо хотел для своей страны такого, как в этих государствах, состояния постоянного внутреннего конфликта и отсутствия элементарной безопасности и для своих граждан, и для иностранцев).

СПОСОБЫ УРЕГУЛИРОВАНИЯ «КОНФЛИКТА ЛЕГИТИМНОСТЕЙ» И ОБЩИЙ ВЕКТОР РАЗВИТИЯ СИТУАЦИИ

Следует учитывать такие аспекты данной проблемы:

 

1) эффективность способов урегулирования с точки зрения ближайших результатов и их конструктивность с учётом стратегических последствий избранного и достигнутого в результате применения данных способов решения;

2) разнообразие «коммуникативных» методов достижения результата, среди которых особо нужно выделить такие: а) консенсус, б) трудный взаимный компромисс с оговорками и в) неприкрытая односторонняя авторитарность общей формулы решения и её конкретных составляющих;

3) ощущение сторонами (в процессе и после урегулирования конфликта) гармоничности или дисгармоничности ситуации и тенденций её последующей эволюции. Урегулирование может быть более или менее комфортным или дискомфортным, в частности, например, с унижением чести и достоинства одной или нескольких сторон или без такового, с изъятием у тех или иных сторон жизненно важных (на символическом и конкретно-прагматическом уровне) ценностей и ресурсов или же при сохранении таковых в их распоряжении.

Как бы некоторые из теоретически возможных моделей окончательного определения статуса Приднестровья не представлялись «кощунственными» для самих приднестровцев или же для тех или иных политических сил Республики Молдова, общий спектр основных имеющихся вариантов решения данной проблемы (исключая лишь «самые фантастические») выглядит так:

 

1. Прекращение существования приднестровской государственности.

1.1. Упразднение государственности ПМР и присоединение её территории на правах ряда муниципий к Республике Молдова («растворение» в ней).

1.2. Ликвидация государственности ПМР и раздел её территории между Молдовой (или представляющей её Румынией, в случае присоединения Молдовы к ней) и Украиной.

2. Автономный несуверенный статус Приднестровья.

2.1. В составе Республики Молдова на основаниях, аналогичных нынешнему автономному статусу Гагаузии.

2.2. В составе Республики Молдова в качестве особого экономического и культурно-политического региона, по образцу политико-правового статуса Гонконга и Макао в современном Китае.

2.3. В составе Украины (подобно Автономной Республике Крым).

2.4. В составе России (со статусом, аналогичным иным её субъектам федерации).

3. ПМР (наряду с нынешней Республикой Молдова) как полусуверенный субъект максимально децентрализованной конфедерации по образцу Боснии и Герцеговины.

4. Полусуверенный статус ПМР под протекторатом одного или нескольких государств, вне рамок государственности Республики Молдова.

4.1. Под протекторатом России.

4.2. Под протекторатом Украины.

4.3. Под протекторатом России и Украины.

4.4. Под протекторатом России, Украины и Молдовы.

4.5. Под протекторатом России, Украины и ЕС.

4.6. Под протекторатом ЕС и НАТО.

5. «Замороженный» на неопределённое (или же на относительно чётко определённое, но продолжительное) время нынешний статус ПМР как «непризнанного», но реально существующего государства со всеми внешними формальными атрибутами и качественным содержанием суверенности.

6. ПМР как системообразующий компонент новой суверенной молдовской государственности, превышающей по своим размерам территорию нынешней ПМР (в случае коллапса современных политико-правовых институтов Республики Молдова).

6.1. Распространение на территорию всей нынешней Республики Молдова основ правовой и политической системы ПМР.

6.2. Распространение основ правовой и политической системы ПМР на территорию части нынешней Республики Молдова (например, на Гагаузию, болгарские районы Молдовы, на ряд северных районов и некоторые другие), т.е. образование двух или нескольких новых молдавских государств в результате официально признаваемой международным сообществом дезинтеграции Республики Молдова.

7. Суверенный статус ПМР (в двух основных пространственно-территориальных вариантах: а) при сохранении в составе ПМР всей её нынешней территории; б) при официальной передаче Республике Молдова в результате широкого и сбалансированного компромисса некоторых районов, принадлежность которых ПМР закреплена Конституцией ПМР).

7.1. В основном суверенный статус в рамках кондоминиума по образцу Андорры. (При этом осуществлять ряд символических суверенных функций могли бы в том или ином соотношении Россия, Украина и Молдова).

7.2. Суверенный статус «обычного» малого независимого государства по образцу Люксембурга.

Приведя этот перечень возможных «форматов», ещё раз обратим внимание на то, что следует чётко различать:

 

• а) внешние политико-правовые формы;

• б) их содержательное политическое и культурно-цивилизационное наполнение.

Так, например, при определённых условиях теоретически (и практически) отнюдь не исключена возможность признания Западом независимости ПМР при установлении протектората над нею со стороны ЕС и НАТО. Для такого предположения достаточно, во-первых, вспомнить показательную эволюцию отношения США к албанским сепаратистам в сербском крае Косово и Метохия (от включения их организаций в список «опасных исламистских террористических структур» до признания «борцами за свободу и демократию»).

Во-вторых, известна лёгкость, с которой некоторые политические деятели на территории стран СНГ, долгое время слывшие на Западе «автократами» и/или «ретроградами» и «безнадёжными постсоветскими консерваторами, ностальгирующими по существовавшим в СССР порядкам», вдруг оказываются в числе «молодых демократов»; ведь важнейшим критерием демократичности и легитимности политического режима очень часто попросту оказывается лишь степень отстранённости его лидеров от Москвы и особенно — готовности противопоставлять себя Русскому миру.

В-третьих, общеизвестна лабильность, гибкость ценностных и идеологических позиций значительной части постсоветских элит, в частности, особо показательным в этом отношении является опыт геополитических и цивилизационных «маятниковых» колебаний и неожиданных «кульбитов» Л. Кучмы, В. Воронина, И. Каримова, К. Бакиева и окружения Б. Ельцина.

Поэтому на Западе вполне обоснованно, исходя из имеющихся исторических прецедентов, могут ожидать политических «зигзагов», вернее — резких поворотов и от политических и хозяйственных элит Приднестровья, которых к этому могут начинать постепенно готовить. Пока ещё чисто гипотетическая ориентация на такую «перезагрузку», на такой «заход с тыла» стала бы чуть-чуть более вероятной в случае некоторой идеологической радикализации молдовских коммунистов, которые, не исключено, снова могут прийти к власти в Республике Молдова. А приуменьшать степень недоверия и отторжения, которые испытывает Запад по отношению к коммунистам и посткоммунистам, не приходится. В частности, достаточно вспомнить одну из символичных и симптоматичных официальных резолюций, касавшихся коммунизма и «реального социализма», — принятую в 2006 г. большинством голосов Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) Резолюцию «О международном осуждении преступлений коммунистических режимов».

Конечно же, содержательные компоненты приведенной выше гипотезы при попытке их реализации на практике скорее всего представляли бы собой лишь мираж, одну из возможных «приманок для наивных», не более, ни в коей мере не некие контуры реалистичного варианта конкретной политики.

ВОССОЗДАНИЕ ЕДИНОГО МОЛДАВСКОГО ГОСУДАРСТВА?

Что же касается идеи воссоздания единого молдавского государства, то и она также многовариантна по своей возможной геополитической и цивилизационной направленности и по природе соответствующих концепций и проектов предполагаемых конкретных действий. Её реализация на практике может означать как возвращение всех составных частей такого единого государства в Русский мир, так и окончательное его отделение от Русского мира и, соответственно, вхождение в тот или иной мир его конкурентов или в (по видимому, пока лишь чисто теоретически возможный) мир его относительно нейтральных партнёров. Но возможен и вариант, связанный с приобретением таким государством «нейтральной», «переходной» природы — с превращением его в своеобразную «промежуточную зону» между двумя цивилизационными мирами (Западным/Латинским и Русским/Православным) в рамках единого европейского и евразийского пространства.

Безусловно, точки зрения, взгляды на такое политико-правовое образование, как единое молдавское государство, целостное видение данной проблемы в рамках той или иной общей картины мира у различных интерпретаторов анализируемых явлений и событий могут довольно сильно различаться. Для одних это — якобы универсалистское, наднациональное и надцивилизационное видение с интернационалистских «классовых» позиций или же с космополитических позиций либерального фундаментализма; для других — чисто «государственническое видение», в рамках акцентирования интересов «своего собственного» (нынешнего или предполагаемого будущего общего) государства — или Молдовы, или Украины, или Российской Федерации, или Румынии; а для третьих — «цивилизационное видение» в рамках приоритетов своего культурного ареала, цивилизационного мира — либо Русского мира, либо Западного мира в целом или одного из его нынешних реальных или предполагаемых (часто расширительно трактуемых) компонентов — Панрумынского мира, либо же «промежуточного», «переходного», относительно нейтрального и толерантного по отношению к другим мирам «Молдовенистского» мира, хотя и с претензией на региональность и даже экспансию (на охват всей Бессарабии, Приднестровья, Буковины и возможно также румынской части исторической Молдовы), но по сути локального (и поэтому на практике трудно реализуемого) мира.

Детально разработанная стратегами Запада модель единого государства Боснии и Герцеговины под де-факто политической и экономической эгидой Запада (ЕС и НАТО), осуществляемой в Боснии главным образом с целью удержания наиболее цивилизационно консервативной части сербов (в Республике Сербской) в рамках Западного мира, может быть вполне применимой и к условиям современной Молдавии — в данном случае для воссоздания единого (федеративного или конфедеративного) молдавского государства под эгидой Русского мира — прежде всего России и Украины и при сохранении в ареале Русского мира не одного лишь Приднестровья и не только «неугомонных» и непокорных Гагаузии и болгарских районов Молдовы, но и основной части этнических молдаван — большинства православного народа Молдовы, который, хотя и (преимущественно с точки зрения языковой основы своей культуры) принадлежит к «латинскому политическому и культурному ареалу», но всё же, как отмечал в 2003 г. Папа Римский Иоанн Павел II, «находится на границе латинского и славянского миров».

Входя при этом в мир восточно-христианской, православной цивилизации, молдавский народ стоит перед неизбежным выбором, который осуществляется (и будет осуществляться) по-разному различными его социальными слоями и группами. Существование цивилизационных и организационных «линий размежевания» в культурно-политическом пространстве Молдовы неизбежно и естественно. Пока лишь остаётся открытым вопрос о том, каким будет в решающий момент соотношение сил между представителями различных противостоящих друг другу субъектов политического и цивилизационного процесса (и их блоков), находящихся по разные стороны естественных и искусственных «линий размежевания» (конечно же, с учётом «веса» разнообразных ресурсов, предоставляемых каждой из «внутренних сил» поддерживающими её «силами внешними»). Как и в Украине, это, по сути, выбор между: 1) сохранением принадлежности к «многоликому», многокомпонентному, «конфедеративному» Русскому миру, 2) созданием собственного «автокефального», самоуправляющегося мира, несколько «отстранённого» от Русского мира, но родственного и в основе своей довольно близкого и в перспективе (более или менее) дружественного ему, или же 3) «растворением» в иных мирах, «одноуровневых и однопорядковых» по отношению к Русскому миру.

¹ Впервые опубликовано: http://www.pridnestrovie-daily.net/gazeta/articles/view.aspx?ArticleID=19130